Мариэтта Чудакова:
"Люди не отдают себе отчет, какой год нас ожидает"
Из интервью филолога, историка литературы, члена Европейской
академии Мариэтты Омаровны Чудаковой Ксении Смирновой ("Православие и
мир").
Мне кажется, что люди не отдают себе отчет, какой год нас
ожидает – столетие Октября. Я считаю, что все образованные люди должны
почувствовать свою ответственность перед младшими поколениями, извините за
нравоучительный тон. Каждый человек с высшим образованием должен продумать, как
он поработает следующий год. Если мы в год столетия не поставим точки над i в
истории ХХ века, то всем взрослым мыслящим людям – настоящий позор. За почти тридцать
лет после конца советской власти не сделаны важнейшие вещи. Никто не объяснил
глубочайшую ошибку марксизма – мы его чуть не век считали истиной в последней
инстанции, – оказалось, что классовая борьба отнюдь не составляет сути жизни
человечества, что смысл истории не в том, чтобы рабочие отняли собственность у
владельцев фабрик. Никто не объяснил, что не может быть назван великим
мыслителем человек, который сделал, как Ленин, решающую мыслительную ошибку:
был до конца уверен, что вслед за Россией революция полыхнет по всему миру.
И пора сказать, что в гуманитарном нашем деле тоже есть
аксиомы, пора их ввести. Например, что Октябрь был катастрофическим для России,
потому что он увел ее с исторического пути в историческое стойло на семьдесят с
лишним лет, – или в исторический тупик – кому какое слово больше нравится. А
тем, кто говорит: “А зато как было тяжело в 90-е годы”, – задаем вопрос: мы
мчимся по автобану на машине, вдруг нас останавливают: “Вы куда, собственно? –
“Туда-то”. – “Дальше тупик, вы туда не попадете”. – “А как нам туда попасть?” –
“А вот здесь проселок, правда, очень плохая дорога, но по ней вы к цели
попадете”. Тогда спрашивается: продолжать по автобану или свернуть на
проселочную дорогу? Я провела такую проверку на тему «Что происходит с нашими
подростками?» с помощью библиотекарей Брянской области, Пермского края,
Кемеровской и Свердловской областей. Исследование заключалось в следующем: я
задала детям несколько вопросов – они должны были письменно ответить
учителям-словесникам. Почему не историкам? Потому что ни один историк из
профессиональной чести не выпустит из своих рук бред, который его дети напишут.
А словесники отвечают за Пушкина и Толстого, это другое дело.
Все прекрасно прошло – прекрасно по форме, ужасно по
содержанию. Первый вопрос: «Что произошло в октябре 1917 года?» Второй вопрос:
«Что вы знаете о Ленине и что вы о нем думаете? Что вы знаете о Сталине и что о
нем думаете, что вы знаете о Ельцине и что о нем думаете?»
Ответов четырнадцатилетних людей было штук сто, исключений –
одно-два.
Если резюмировать, то так:
Ленин – “хороший, добрый, заботился о людях, создал СССР”;
Сталин – “да, у него были недостатки, некоторые его не
любили, другие уважали, несогласных он отсылал в Сибирь, были репрессии, но
укрепил СССР, мы при нем выиграли войну, он был генералиссимус, полководец”.
Ельцин – через все ответы до одного – “пил, развалил СССР”.
Это все звенья одно цепи.
Этот двоечник, губернатор Орловской области, уверенный, что
Петербург был в ХVI веке, говорит, что Иван Грозный – великий исторический
деятель. Его спросили про Сталина: «Сталин – тоже великий исторический
деятель». Теперь ждите в Орле памятник Сталину – это я вам ручаюсь.
Я специально ездила в Орел и даже, пытаясь остановить это
безумство, составила брошюру – сама я не медиевист, поэтому брошюра –
“Российские историки об Иване Грозном”. Я в этой брошюре цитатами из лучших
наших историков показала, что это Сталин все сделал, ему нужно было найти
оправдание для террора, и он возвеличил Ивана Грозного. За свой счет напечатала
четыреста экземпляров, привезла им, раздавали там, но, видимо, не хватает
сегодня чего-то в нашем народе… настоящего заряда, который не позволяет
оправдывать злодеев и тиранов. Я считаю, что все мы должны испытывать
глубочайший стыд, что через четверть века после советской власти у нас бюсты
Сталина в европейской части страны растут как грибы.
Историю движет не пассивное большинство, а активное
меньшинство.
Да встали бы, за руки держась, и не дали бы его ставить, как
в 70-е годы – в гораздо худшее время! – студенты–историки, взявшись за руки, не
дали снести в Москве палаты XVII века. Я этого не понимаю, честно скажу. Мы же
в своей стране!
Вот многие знают, что есть поселок Шелангер в республике
Марий Эл?
Там поставили памятник Сталину, пятиметровый. В сапогах, с
простертой рукой… Что же дальше будет с нашими детьми?
Если взрослые поставили – значит, хороший был человек.
Вот эта связка у нас остается в силе: жестокость, террор
могут быть чем-то оправданы и даже принести победу в войне. Ну что я мотаюсь по
вашим городам – я тоже хочу заниматься своим научным делом, я занимаюсь
историей литературы ХХ века, у меня на каждый год с 1917 по 1990 – отдельный
файл в компьютере. Я хотела бы сесть наконец и дописать концептуальную историю
литературы ХХ века советского времени. А я все время на это отвлекаюсь. Я
призываю вас к помощи, чтобы какую-то небольшую часть вы на себя взяли. Потому
что со старшими, которые очумели, и считают, что все правильно, ничего уже не
сделаешь. Но социологи недооценивают такую вещь: электорат – вещь подвижная:
одни умирают, другим исполняется восемнадцать лет. Вот мы с вами должны
подумать над обновлением электората, чтобы те, кто войдут, были умнее своих
родителей.
Многие считают, что с детьми нельзя говорить о репрессиях –
не будут родину любить. А я абсолютно уверена: если в детстве не привить
ребенку чувство сострадания, лет до двенадцати-тринадцати, – то все потеряно.
Или он сострадает в детстве – животным, невинно погубленным согражданам, – или
уже никогда, я за это ручаюсь. Те люди, которые говорят о том, что история
должна воспитывать патриотизм, понимают патриотизм как пассивное чувство: сижу
и любуюсь, как на экране, своей историей, как Россия шла победным шагом от
Рюрика до Путина, а отклонение было одно – в девяностые годы. Тогда зачем-то
отклонились, а так все хорошо было. А я заявляю, что патриотическое чувство не
может быть пассивным, оно хорошо только тогда, когда оно активное. Акценты
должны быть переставлены: не «смотрите, какая у нас хорошая история», а какие
среди прекрасных были ужасные страницы – и от тебя зависит (это мы к школьникам
обращаемся), чтобы они не повторились! Только действенный патриотизм, и ничего
больше.
Почему ж не рассказывать о репрессиях? Мы же читаем детям
сказки о людоедах! И они видят, что людоед – плохой. Пусть они знают, что у нас
были людоеды, и они были плохие. Это можно с самого раннего детства пояснять.
Нужно ли подросткам читать лагерные воспоминания? Непременно. Скажу об одном
потрясающем писателе, которого никто не знает, три книги которого мы с главой
историко-литературного общества “Возвращение” Семеном Виленским издали –
Георгии Демидове. Он равен по таланту Шаламову, он такой же колымчанин, как и
тот. Шаламов, который мало о ком сказал доброе слово (жесткий был человек),
написал в записной книжке: “Никогда не встречал человека умнее и честнее, чем
некто Демидов”. Потрясающий писатель. У Семена Виленского был замысел издавать
в серии “Memoria” лучшие образцы прозы и мемуаров о ГУЛАГе. К восьми книгам
этой серии я написала – по его настоятельной просьбе – предисловия. Например,
один из авторов серии – Ольга Адамова-Слиозберг. Ее книга издается третий раз,
и она должна быть в каждой школе. Когда ее читаешь, то настолько понятно
становится – любому, мне кажется! – сталинское время…
Она рассказывает про женщину, которая сидит с ней в камере.
У нее дома остался двенадцатилетний сын. Он ей пишет письма. Ему плохо с одной
теткой, с другой, он мечтает, когда вернется мама. Она пишет, что вот уже срок
кончается, еще чуть-чуть потерпи. Наступает 22 июня 1941 года, ее должны
освободить в эти дни. И негласный приказ: никого не выпускать, у кого кончился
срок, до особого распоряжения. Она пишет об этом сыну. Проходит месяц-полтора,
он ей пишет: что ж ты мне ничего не пишешь. Она идет к начальнику, тот говорит:
ваше письмо задержано. Через несколько месяцев приходит письмо от незнакомого
человека: вы, видимо, освободились и занялись своей жизнью, а вашего сына я
нашел с высокой температурой на каком-то полустанке в Сибири – мальчик поехал
маму разыскивать. Он у меня сейчас живет, но что дальше-то? Проходит еще
несколько лет, и она встречает своего сына в лагере уголовников.
Когда я работала в комиссии по помилованию (я была там в
последние годы единственной женщиной) и высказывалась за скидывание срока, то
мужчины иногда возражали: вы что, у него такой букет!
А я говорила (дела были под рукой, лежали на подоконнике):
покажите мне первый его приговор. И я всегда видела то, что предполагала:
1945-1947-й годы. Четырнадцати-шестнадцатилетний парень, ясно, что родители
там, а он за воровство садится, и дальше пошло, и у него уже пять-шесть
посадок.
Патриотизм воспитывать надо на чистой правде, призывая детей
к активности, а я уверена, что мы сами душим в детях активность, их природное
свойство.
Если вы где-нибудь встретите двенадцатилетнего мальчика в
пустынном месте, и скажите ему: «Только ты мне можешь помочь, я надеюсь только
на тебя!» – то он вам поможет не хуже, а может, и лучше взрослого. Ему надо
только быть уверенным, что взрослая женщина его не морочит, и ей правда
понадобилась его помощь. Он из кожи вылезет и поможет вам.
Мы должны взывать к активному чувству патриотизма: «От тебя
зависит судьба страны!»
А они что сейчас слышат в своих семьях?
Мы проехали в 2007 году с Андреем Мосиным, «афганцем» – он
за рулем, – на машине всю страну от Владивостока до Москвы, побывали в
семнадцати городах и поселках. Везде я дарила книги и вела беседу под названием
“Современная литературная ситуация” – что читать в этом море книг.
И у библиотекарей, и у читателей был большой интерес, но под
конец всегда начинался сугубо общественный разговор: мне, москвичке, задавали
вопросы. Семнадцать городов и поселков, минимум две аудитории в каждом по
пятьдесят примерно человек. И не было аудитории – поймите! – в которой не встал
бы мужчина (а я, извините, антифеминистка, я считаю, что Всевышний знал, что
сделал, когда разделил человечество на мужчин и женщин, к тому же жила в
детстве в тепличных условиях, окруженная настоящими мужчинами – отцом и двумя
старшими братьями, они никого не боялись, поэтому, когда я смотрю на нынешних
слабаков, я не могу никак в голову вместить, что это мужчины, я считаю
смелость, как и ум – вторичными половыми признаками мужчины) и – по Некрасову –
разводя безнадежно руками (как будто один режиссер это ставил), не сказал бы
мне: “Так ведь от нас ничего не зависит!”
И когда мы с Андреем доехали до Москвы, я ему говорю:
– “Ну, знаете теперь, какая самая распространенная фраза в
России?”
– “Да, – говорит, – я уже все понял”.
Я вам клянусь – исключений не было.
В каждой семье сидят взрослые папа с мамой и друг другу
говорят: “Ну, ты же знаешь, от нас же ничего не зависит”.
Мое мнение (у кого есть мальчики, дети или внуки,
племянники, те со мной, я думаю, согласятся): если в двенадцать лет мальчику
внушать, что от него ничего не зависит, он не будет в будущем нужен ни жене, ни
состарившейся матери, ни, извините за высокопарность, Родине.
Мальчик в двенадцать лет должен быть уверен, что от него
зависит всё.
Пусть потом разочаруется.
Мальчику надо внушать, что он всё может, от него всё
зависит, и Родина его ждёт.
Мариэтта Чудакова: Я
доставляла книги военным бортом
КСЕНИЯ СМИРНОВА , МАРИЭТТА ЧУДАКОВА | 2 ЯНВАРЯ 2017 Г.
1: 0 in favour
of the EMSA.
The union,
EMSA, received from Transiidikeskuse AS legal costs of the case.
